Седьмая чаша - Страница 124

124

Харснет согласно кивнул.

— Это было бы замечательно. Между нами говоря, король не горит желанием тратить деньги, полученные от разорения монастырей, заменяя монастырские больницы чем-то получше.

Пришла моя очередь согласиться.

— Да, — сказал я, — он занят только сооружением дворцов и теперь, когда скотты побеждены, подготовкой войны с Францией.

— Ага, и все это ради суетной, призрачной славы.

— Грегори! — одернула его жена.

— Я знаю, дорогая, мы должны проявлять осторожность. Однако вернемся к теме больницы, мастер Шардлейк. Я хотел бы помочь вам в осуществлении этого проекта. У меня до сих пор множество знакомых в Миддл-Темпле. В каком месте вы собираетесь ее строить?

— Признаюсь, я еще не задумывался об этом, хотя после того, как снесли все монастыри, в Лондоне появилось сколько угодно свободного места.

Коронер кивнул.

— Больницу нужно строить поближе к центру. Именно туда стекаются нищие со всего города, чтобы просить подаяние. Мы каждый день становимся свидетелями их страданий. Именно эти страдания вкупе с необразованностью становятся для них соблазном усомниться в милости Господа и мудрости Его.

— В больнице их можно было бы знакомить с Библией, — вставила Элизабет.

— Верно, — глубокомысленно кивнул ее муж. — Позаботившись о теле несчастных, позаботиться и об их душе.

Мы уже покончили с ужином и, перехватив мой полный нетерпения взгляд, Харснет сказал:

— Надеюсь, ты извинишь нас, дорогая, но нам с мастером Шардлейком нужно поговорить. Не желаете ли пройти в мой кабинет? — обратился он ко мне.

Я поднялся из-за стола и поклонился миссис Харснет.

— Благодарю вас за прекрасное угощение, мадам.

Она склонила голову.

— Рада, что вам понравилось. Подумайте, сэр, если бы вы нашли себе добрую жену, такой стол встречал бы вас каждый вечер.

Харснет провел меня в свой кабинет, небольшую комнату, главным предметом которой являлся письменный стол, заваленный бумагами. На одной стене висел большой витраж в раме. На темном фоне были изображены красные и белые розы с золотыми листьями. Это произведение словно освещало комнату, наполняло ее теплой атмосферой уюта. Заметив мой взгляд, Харснет пояснил:

— Это из старого женского монастыря в Бишопсгейте. Мне понравился этот витраж, тем более что на нем нет изображений святых, что было бы идолопоклонничеством.

— Да, вещь и впрямь красивая. Но, сэр, что там с Локли?

Только что энергичный, подобранный, как на параде, Харснет словно сдулся и вялым жестом предложил мне садиться. Я понял: нужно ждать новой порции плохих новостей.

— Его нет, — бесцветным голосом сообщил коронер. — Сбежал. Придя в таверну, мои люди застали эту женщину — как ее там, Бьюнс, что ли? — в панике. Локли за три часа до этого ушел к пивовару, чтобы сделать заказ, да так и не вернулся. Она сказала, что после вашего прихода он пребывал в ужасном возбуждении.

— Это лишь доказывает, что он что-то скрывал.

Харснет положил длинную руку на стол и неожиданно сжал ее в кулак.

— Локли сбежал. Он может быть убийцей.

— Едва ли. У него для этого ума не хватит, не говоря обо всем прочем. Нет, тут что-то другое. Всех, кто имел отношение к монастырским больницам, объединяет какая-то тайна. Барак предположил, что, возможно, тут замешана содомия, но такой вариант мне тоже не кажется правдоподобным.

— Будь моя воля, я бы немедленно заключил настоятеля Бенсона под стражу, но это не так просто. На завтра у меня назначена встреча с лордом Хартфордом. Посмотрим, что можно сделать. Ему это явно не понравится.

— Пока нам не очень-то везло.

— А вот убийце — напротив, и, возможно, этому не стоит удивляться. Благодаря помощи дьявола, сидящего в нем, ему удается все, что бы он ни делал. Он становится невидимым, неуязвимым.

Харснет посмотрел на меня напряженным взглядом, в котором читался страх.

— Однако с Кантреллом он потерпел неудачу, — напомнил я. — Разве допустил бы это дьявол?

Не спуская с меня взгляда, коронер подался вперед и заговорил еще более убежденным тоном:

— Я знаю, сэр, вы не верите в то, что убийца одержим. Но чем тогда можно объяснить совершение столь зверских, изощренных убийств, причем без видимой причины и цели и без какой-либо личной выгоды?

— Что-то он все же получает от этого. По крайней мере, в своем вышедшем из-под контроля сознании. Я думаю, он испытывает болезненное импульсивное желание убивать. Он не первый такой.

— Сумасшествие? Если вы хотите, чтобы я принял вашу сторону, сэр, извольте мне обосновать свое утверждение, объясните мне, в чем именно заключается его психическое расстройство, как и почему он сошел с ума.

— Не могу, — честно признался я. — Все, что я могу, это сообщить вам, что похожие случаи наблюдались и раньше.

— Когда? — удивился Харснет.

Я рассказал ему про Стродира и де Реца. После того как я закончил, Харснет развел руками и печально улыбнулся.

— Вот видите, сэр, это два ярких примера одержимости, а не сумасшествия, каким мы его знаем, что бы там ни говорил этот ваш бывший монах доктор Малтон.

— Возможно, истинного объяснения поступкам таких людей не будет найдено никогда.

— А вот одержимость представляется мне отличным и вполне логичным объяснением, — торжествующим тоном заявил Харснет и, подавшись вперед, добавил: — Эти акты обретают смысл лишь в том случае, если трактовать их как злобное и нечестивое издевательство над истинной верой.

— Истинной верой? — негромко переспросил я. — Так вы называете Книгу Откровения?

124