В конюшне я нашел Тимоти. Мальчик сгребал в кучу старую, запачканную конским навозом солому. Возле дверей лежала охапка свежей. Я был рад видеть, что мальчик быстро подружился с лошадьми.
— Как дела, Тимоти?
— Хорошо, сэр.
Он улыбнулся, и на его грязной мордашке блеснули белые зубы. Я впервые видел, как он улыбается.
— Мастер Орр научил нас с Питером буквам, с которых начинаются наши имена.
— Это просто здорово. Буквы обязательно нужно знать.
— Да, сэр, вот только… Что?
— Он все время говорит про Бога.
«А тебе, — подумал я, — после твоей жизни у Ярингтона, наверное, меньше всего хочется слышать об этом».
Чтобы переменить тему, я спросил:
— Как вы с Питером — ладите?
— Да, сэр, если только я не мешаю ему делать его работу и занимаюсь своей.
— Ну и хорошо. Ты, похоже, подружился и с моим конем. Его, кстати, зовут Бытие.
— Он покладистый. — Мальчик замялся. — Сэр, а вы не знаете, что стало с лошадью мастера Ярингтона?
— Боюсь, что нет. Наверное, ее кто-нибудь купит.
Заметив, как встрепенулся Тимоти, я торопливо добавил:
— Но мне не нужна еще одна лошадь. А теперь — взнуздай и оседлай Бытие. Мне нужно уезжать по делам.
Я ехал по дороге и думал: как грустно, когда единственным другом ребенка оказывается лошадь! Но о том, чтобы купить ее для Тимоти, не могло быть и речи. Помимо всего прочего, три лошади просто не поместились бы в конюшне.
Я резко дернул за поводья, чтобы не столкнуться с седобородым уличным торговцем, который толкал перед собой тележку с одеждой. Беспризорные дети и беспризорные животные, думал я. Они повсюду. А еще — нищие и торгаши. Больница — вот о чем надо думать. Когда все это останется позади, я должен вплотную заняться больницей.
Чтобы добраться до Вестминстерского причала, мне понадобилось больше времени, чем обычно, потому что улицы раскисли от дождя, а одна или две и вовсе оказались затоплены. Люди говорили, что река Тайберн выше по течению вышла из берегов и залила поля. Я обратил внимание на мастерскую печатника. Она была закрыта и заколочена досками, и я подумал: уж не наложили ли лапу на ее хозяина люди Боннера?
В кабинете Кранмера в Ламбете уже собрались все государственные мужи, вовлеченные в наши мрачные поиски. Харснет, потупившись, стоял у двери, лорд Хартфорд — напротив него. Он нервно перебирал пальцами свою длинную бороду и гневно сверкал глазами. Рядом с ним, скрестив руки на груди, с недовольной миной на лице стоял его брат, сэр Томас. Как обычно, одежда на нем была яркая и дорогая: зеленый дублет с рукавами, через разрезы на которых выглядывала красная шелковая подкладка. Кранмер в белой сутане и епитрахили сидел за своим столом. Архиепископ был мрачнее тучи.
— Надеюсь, я не опоздал, милорд? — осведомился я.
— У меня мало времени, — ответил он. — Есть и другие дела, которые требуют моего внимания.
Он выглядел уставшим и одновременно возбужденным.
— Например, не объясняя причин, убедить Тайный совет дать разрешение на допрос настоятеля Бенсона. — Он горько рассмеялся. — Хотя большинство из его членов с большей радостью арестовали бы меня, нежели его.
Хартфорд посмотрел на меня.
— Мы пытались выяснить у коронера Харснета, как это ему до сих пор не удалось найти Годдарда, несмотря на широкие полномочия и ресурсы, которыми мы его наделили.
— Лондон — большой город, в нем несложно раствориться.
Харснет едва заметно кивнул мне в знак благодарности.
— Но ведь была же у этого человека какая-то прошлая жизнь! — взорвался Кранмер, грохнув кулаком по столу.
Это было так неожиданно, что все стоявшие в комнате вздрогнули.
— Ведь откуда-то он приехал, где-то жил, прежде чем появился в аббатстве, или, по-вашему, он вдруг взял да и выскочил из-под земли, как бес из преисподней?
— Не думаю, что его семья родом из Лондона, — сказал Харснет. — Возможно, они живут в ближних к нам районах Мидлсекса, Суррея или Кента. По крайней мере, они должны были жить где-то недалеко, чтобы он имел возможность приезжать и уезжать из Лондона. Я до сих пор навожу справки у тамошних властей, но это требует времени.
— Вот как раз времени-то у нас и нет, — отозвался Кранмер. — Еще три чаши должны быть излиты, три убийства — совершены, и с каждым из них становится все труднее держать происходящее в тайне.
Архиепископ устремил на меня колючий взгляд.
— Мастер Харснет сказал, что, по вашему мнению, может быть еще один подозреваемый, какой-то молодой человек, посещавший шлюху Ярингтона. Шлюху, которая сбежала, — добавил он, красноречиво покосившись на Харснета.
Я понял, что они хотят свалить на него вину за все: за отсутствие успехов в расследовании, за побег проститутки и за исчезновение Локли.
— Один лишь тот факт, что этот молодой человек знал о пребывании девицы в доме Ярингтона, уже делает его подозреваемым, — осторожно заговорил я. — Но нет ничего, что связывало бы его с другими тремя убийствами. Но с другой стороны, улики, свидетельствующие против Годдарда, тоже косвенные.
Я посмотрел на Харснета и снова перевел взгляд на архиепископа.
— Милорд, человек, которого мы ищем, чрезвычайно умен. Похоже, он превратил убийства в миссию всей своей жизни.
— Он больше похож на одержимого дьяволом, чем на безумца, — возразил лорд Хартфорд, и я подумал, не является ли он единомышленником Харснета?
— Мы не можем этого знать, — ответил я.
— Это что-то новенькое, — заметил сэр Томас. — Впрочем, новости в этом мире случаются каждый день.