— А у меня из-за этого не будет неприятностей? — насторожился Кантрелл.
— Будут, если вы не ответите, — с грозным видом пообещал Барак.
Собравшись с мыслями, Кантрелл принялся рассказывать:
— Доктор Годдард был очень нетерпелив. Иногда он выписывал лекарства в таких лошадиных дозах, что я боялся, как бы пациент не помер. Был у нас один старый монах. Так вот, как-то раз он свалился с лестницы и здорово разбил руку. Так разбил, что ее нужно было отрезать. Доктор Годдард обычно делал операции сам, поскольку приглашать брадобрея-хирурга со стороны было слишком накладно. Перед тем как резать, Годдард дал монаху снотворного снадобья. Во время операции монах спал, и все вроде было нормально, да вот только потом он так и не проснулся. Годдард сказал, что, наверное, переусердствовал с дозой. А еще сказал, что, может, оно и к лучшему, поскольку больше никогда не придется выслушивать его скрипучее нытье.
— Это снадобье называлось двейл?
— Да, сэр, — ответил Кантрелл, удивленный тем, что мне известны такие вещи.
— Если вы видели, как доктор отправляет на тот свет пациентов, то почему никому ничего не сказали?
Кантрелл неловко поерзал на стуле.
— У меня не было уверенности, сэр, ведь я же не врач. Тем более что, если бы я кому-то пожаловался, Годдард наверняка бы отговорился, а у меня были бы неприятности. Вы не представляете, какой это человек! Иногда он глядел на меня так, как человек глядит на жука, ползущего по столу. Бывали случаи, когда я работал молча, поскольку Годдард не любил разговаривать с теми, кто ниже его по рангу, а он вдруг как набросится на меня, причем из-за какого-то пустяка, из-за сущей мелочи.
Кантрелл грустно усмехнулся.
— Я думаю, он делал это лишь для того, чтобы напугать меня.
Бывший монах умолк, а затем поднял на меня глаза и спросил:
— Так что же он натворил, сэр?
— Боюсь, этого я сказать не могу. Как ваше зрение? По-прежнему слабое?
— Я даже в очках едва вижу. Говорят, теперь и король носит очки. Готов биться об заклад, что он видит лучше моего.
Кантрелл еще сильнее ссутулился.
— Когда монастырь закрыли, я вернулся к отцу и стал помогать ему в работе, но от меня было мало проку, а после того, как он умер, я и вовсе забросил это занятие.
Он взглянул на дверь во внутренние помещения.
— Там располагалась его мастерская. Не хотите взглянуть?
Мы с Бараком переглянулись, и он пожал плечами. Я встал.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Благодарю вас за помощь. Если вы вспомните что-нибудь важное, все, что угодно, меня можно найти в Линкольнс-Инн.
Поколебавшись, я добавил:
— Очень жаль, что у вас такие проблемы со зрением. Вы показывались врачу?
— С этим никто ничего не может поделать, — бесцветным голосом ответил он. — Со временем я ослепну.
— У меня есть один знакомый…
— Я не верю врачам, сэр. — Его рот скривился в саркастической ухмылке. — После работы под началом доктора Годдарда… В общем, сами понимаете.
Когда мы вышли, Барак сказал:
— Вы готовы отправить к старому мавру даже воробья, который свалится с дерева.
Я рассмеялся. И почти сразу же Барак прикоснулся к моей руке.
— Посмотрите вон туда. Видите: та старая женщина машет нам.
На противоположной стороне улицы пожилая женщина вполне респектабельного вида, в белом чепце, держа в одной руке корзину с тушками двух кроликов, призывно махала нам. Мы подошли, и она ощупала нас цепким взглядом.
— Вы были у Чарли Кантрелла? — осведомилась женщина.
— А вам-то что? — не очень любезно спросил Барак.
— У него какие-то неприятности?
— Нет, он ответил на наши вопросы и таким образом помог в одном юридическом деле, вот и все.
— Бедный мальчик. Думаю, он перебивается с хлеба на воду. Его отец умер в прошлом году, и Чарли унаследовал его дом и мастерскую. Я была дружна с его батюшкой. Но Чарли с его зрением не может плотничать, поэтому вынужден обходиться одной только монашеской пенсией.
Она перевела взгляд с Барака на меня и обратно, ожидая услышать какие-нибудь новости, о которых потом можно было бы всласть посплетничать.
— Вы живете поблизости, добрая женщина? — спросил я.
— Через пять домов отсюда. Я предлагала Чарли помощь в уборке. У него в доме ужасная грязища, а чтобы нанять кого-то, нет денег, но он отказался. По-моему, он просто постыдился пускать меня внутрь.
— Действительно, бедный мальчик.
Я смотрел на кумушку ничего не выражающим взглядом, и, поняв, что ей из нас ничего больше не вытянуть, женщина развернулась и вразвалку пошла восвояси. Мертвые головы кроликов, свисавшие из корзины, болтались из стороны в сторону.
— Настырная старая сплетница, — процедил Барак.
— Похоже, молодой Кантрелл не входит в число тех, кто зажил припеваючи в результате закрытия монастырей.
— Бедный дурачок. Вряд ли нам удалось бы выжать из него больше, чем он сказал, даже если бы он лучше видел.
— Да, но ясно одно: Годдарда он ненавидит всей душой.
— Нам осталось только найти этого самого Годдарда.
Я вздохнул.
— Поглядим, что нам расскажет его второй помощник.
Путь к Смитфилдскому рынку лежал через сельскую местность, которая возвращалась к жизни после долгой зимы. Скот, несколько месяцев простоявший в тесных загонах, уже пасся на лугах, мужчины пахали, а женщины медленно шли между парами мохноногих лошадей и бросали в землю пригоршни зерна из мешков, висевших у каждой на поясе. Я думал о том, что может представлять собой Локли. Не часто встретишь бывшего монаха, живущего в таверне и, возможно, управляющего ею. Но после того как тысячи монахов были выброшены на улицу, случалось и не такое.