Я ожидал, что Харснет станет ожесточенно спорить, но вместо этого он кивнул.
— Да, преследования заставляют людей уходить в себя. Если даже такой праведный человек, как один мой друг, который рифмовал божественные истории, чтобы привить детям желание читать Слово Божие, оказывается в тюрьме Флит…
— А убийца, по всей видимости, думает, что Господь возложил на него миссию лишать жизни отрекшихся радикалистов.
— Или хочет, чтобы мы так думали, — откликнулся Харснет и впился в меня пристальным взглядом. — Возможно, на самом деле убийца стоит на стороне епископа Боннера. Если Боннер узнает про убийства, это лишь подольет масла в огонь развязанных им гонений.
— Как бы то ни было, ему было известно о прежних религиозных убеждениях доктора Гарнея, Тапхольма и моего бедного друга Роджера, — не уступал я. — Помимо этого, между тремя убитыми не было ничего общего.
Харснет вздохнул, а потом кивнул.
— Я сделаю необходимые запросы.
Поколебавшись, он добавил:
— Вы не думали, сэр, о том, что тоже можете являться потенциальной жертвой? Ведь вы, как и мастер Эллиард, некогда тоже придерживались радикальных взглядов.
— Но не таких радикальных, как Роджер, — с видимой беззаботностью ответил я, понимая при этом, что коронер, в общем-то, прав.
Теоретически я действительно мог являться потенциальной жертвой убийцы. К самому Харснету и к Бараку это, к счастью, не относилось. А вот к Дороти — да.
— К этой категории можно отнести тысячи людей, живущих в Лондоне, — добавил я. — Тысячи.
Харснет долго смотрел на меня, словно почувствовал мой страх и размышлял, хватит ли мне смелости преодолеть его.
— Что нужно сделать, так это оценить наши возможности. Мы должны найти Годдарда, прочесать секты и защитить тех, кто нуждается в защите, а это значит, что нам не обойтись без дополнительных людей, которые к тому же умеют хранить тайну. Я, благодаря своей должности, располагаю кое-какими возможностями, но и они не безграничны. — Харснет сделал глубокий вздох. — Свою помощь в этом архиепископу Кранмеру предложил еще один человек.
— Кто?
— Сэр Томас Сеймур.
Коронер понурился.
— Можете ничего не говорить: для меня это тоже стало неожиданностью. Вы знаете, почему Сеймур изначально ввязался в это дело?
— Из-за его отношений с Кэтрин Парр?
— Да, он, будучи благородным джентльменом, обязан защищать ее интересы, но это была не единственная причина. Когда доктор Гарней был найден мертвым, Сеймур испугался, что подозрения могут пасть на него, что его заподозрят в заговоре с целью отвратить короля от леди Кэтрин. Архиепископ Кранмер сказал мне, что Сеймур испытал облегчение, когда стало известно про убийство Тапхольма, поскольку фокус сместился с него. Теперь же он предложил нам помощь, сказав, что готов предоставить заслуживающих доверия людей из своего окружения.
— Зачем ему это?
Харснет беззвучно засмеялся.
— Сэр Томас обожает приключения, и вокруг него постоянно крутится множество таких же, как он, молодых авантюристов.
— Если верить тому, что я о нем слышал, это звучит правдоподобно, — вставил Барак.
— Он отвратительный тип и шельма, но мы не должны отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Архиепископ и лорд Хартфорд слишком близки ко двору, и все, что происходит в их окружении, сразу же будет замечено. Но в той суете, которая вечно царит вокруг сэра Томаса Сеймура, никто не захочет и не будет разбираться.
— Но можно ли ему доверять? — с сомнением спросил я.
— У него есть причины держать рот на замке. Он уже замешан дальше некуда, и если все это дойдет до короля, ему тоже не поздоровится. Так что, я думаю, на него можно положиться.
— Что ж, сэр, обо всем, что связано с королевским двором, вам известно лучше, чем мне, поэтому я целиком и полностью доверяюсь вашему суждению.
Харснет склонил голову в знак признательности.
— Благодарю вас.
Поколебавшись, он добавил:
— Каковы бы ни были наши расхождения в части религиозных воззрений, я уверен, что мы с вами сможем весьма успешно работать вместе.
— Я тоже так считаю, сэр, — ответил я, пряча смущение.
— Может быть, вы не откажетесь как-нибудь вечером заглянуть ко мне в гости и отужинать со мной и моей супругой? Мы смогли бы ближе узнать друг друга.
Коронер покраснел, и я понял, что в душе он стеснительный человек.
— С огромным удовольствием, — сказал я.
— Хорошо. — Он встал. — Давайте заглянем в зал капитула. Думаю, там полным-полно папистской символики.
У проходившего мимо служки мы спросили, где находится зал капитула, и он указал нам на тяжелую дубовую дверь. Она была распахнута настежь. Войдя внутрь, мы прошли по короткому коридору и оказались в самом необыкновенном помещении их всех, которые мне приходилось видеть: огромном, восьмиугольном, освещенном лучами солнца, падавшими сквозь высоченные готические окна с витражами. Пол был выложен уникальными кафельными плитками. У входа в зал, словно охраняя его, стояли ярко раскрашенные, изумительно красивые статуи Девы Марии и святого Петра.
Однако сразило нас не это. Окаменев и открыв рты, мы молча смотрели на стенные панели, расположенные под каждым из окон, на которых, в орнаменте из золотых листьев, была написана красочная картина той или иной сцены из Книги Откровения. Тут был проиллюстрирован весь Апокалипсис и его персонажи: апостол Иоанн, Христос в Судный день, зверь с семью головами и десятью рогами, разверстое чрево ада и семь ангелов, изливающие свои чаши гнева на мир, багровый от мук.