Гай повернулся к нам. Его темные глаза блестели.
— Везалий доказал, что древние заблуждались во многих своих описаниях внутренних органов человеческого тела. А все потому, что им не было разрешено анатомировать трупы и их описания основывались на исследовании не человеческих органов, а органов животных.
Гай засмеялся.
— Эта книга наделает много шума. Научное общество попытается всячески дискредитировать, а то и вовсе запретить ее.
— Но откуда нам знать, что Везалий был прав, а древние эскулапы ошибались?
— Это легче легкого, стоит лишь сравнить описания и рисунки из этой книги с тем, что мы видим, препарируя человеческое тело. Сейчас для публичного вскрытия доступны тела четырех повешенных преступников.
При этих словах я внутренне съежился, поскольку всегда отличался некоторой брезгливостью, но Гай продолжал:
— Ив правильности того, о чем я сейчас говорил, мне удалось убедиться лично.
— Каким образом? — осведомился Роджер.
— Лондонский коронер имеет право потребовать вскрытия трупа с целью выяснения причин смерти. Большинство врачей считают подобную работу ниже собственного достоинства, тем более что и платят за нее гроши. Но я предложил свои услуги, и это позволило мне убедиться в правоте Везалия. Он ни в чем не ошибся.
Гай медленно, почти благоговейно раскрыл книгу. Написанная на латыни, она включала множество иллюстраций великолепного качества, но в чем-то смешных и жестоких. По мере того, как доктор листал страницы, я видел изображение скелета, сидящего на столе в позе мыслителя, тело с начисто снятой кожей и выставленными на всеобщее обозрение внутренностями. В уголке рисунка с ворохом человеческих кишок сидел херувимчик, который испражнялся и при этом мило улыбался читателю.
Гай открыл книгу на странице с рисунком вскрытого человеческого сердца, лежащего на столе.
— Вот, — сказал он, — видите? У сердца четыре желудочка. Четыре, а не три, как нас всегда учили!
Я кивнул, хотя видел перед собой только ужасающую мешанину каких-то клапанов и тканей. Переведя взгляд на Роджера, я заметил, что тот заметно побледнел.
— Все это очень интересно, Гай, — поспешил я закончить неприятный разговор, — но, боюсь, несколько выходит за рамки нашего понимания. Кроме того, нам пора возвращаться в Линкольнс-Инн.
— Ну что ж, очень хорошо.
Обычно очень тонко чувствующий других людей, Гай сейчас, похоже, не ощутил, как покоробила нас его книга. Он улыбнулся.
— Возможно, этот год является провозвестником наступления эры чудес. Я слышал, некий польский ученый напечатал книгу, в которой доказывает, что не Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот. Я уже попросил своего друга привезти мне экземпляр. В новом, тысяча пятьсот сорок третьем году мы можем оказаться на пороге нового мира.
— Вы знакомы со многими чужеземными торговцами? — с любопытством поинтересовался Роджер.
— Мы, кто выглядит и говорит иначе, чем остальные, должны держаться друг друга, — с невеселой улыбкой ответил Гай.
Он принес нашу одежду, а Роджер оставил на столе плату за консультацию. Гай пообещал, что лечебные вкладки в башмаки будут готовы не позже чем через пару недель. Роджер еще раз горячо поблагодарил Гая за помощь, и мы распрощались. Как только дверь захлопнулась, он стиснул мою руку.
— Не могу передать, насколько я благодарен тебе за то, что ты привез меня к доктору Малтону. Я твой должник навек!
— Какие могут быть долги между друзьями? — с улыбкой ответил я. — Рад, что сумел тебе помочь.
— Правда, можно было бы обойтись и без книги про разрезанные трупы, — пробормотал Роджер, когда мы отъезжали.
Двигаясь вверх по Баклсбери, мы доехали до Олд-Бардж, старинного здания времен Генриха III. Длинный особняк был превращен в переполненный жильцами доходный дом. Именно тут жили Барак и Тамазин.
— Послушай, Роджер, ты не будешь возражать, если здесь мы с тобой расстанемся? — спросил я. — Мне нужно кое-кого навестить.
Он посмотрел на дом и скептически вздернул бровь.
— Надеюсь, не какую-нибудь дешевую шлюху? Я слышал, здесь их хоть отбавляй.
— Нет, тут живут мой клерк и его жена.
— А я тогда отправлюсь повидаться со своим новым клиентом.
— Что за дело?
— Еще не знаю. Поверенный прислал мне письмо и сообщил про своего клиента, у которого в Саутуорке возник какой-то имущественный спор. Клиент слишком беден, чтобы оплатить услуги барристера, но стряпчий утверждает, что дело интересное, и спрашивает, не возьмусь ли я за него безвозмездно. Все это пока звучит весьма расплывчато, но я обещал подъехать и встретиться с клиентом.
— Кто поверенный?
— Человек по имени Нантвик. Я прежде никогда не слышал о нем, но сейчас так много этой публики, рыскающей по судебным корпорациям в поисках любой, даже самой мелкой работы.
Роджер плотнее запахнул накидку.
— Впрочем, нынче слишком холодно для верховых поездок. Отправлюсь-ка я лучше домой и в спокойной обстановке отпраздную конец своих страхов.
Он развернул лошадь, но придержал ее. Воздух был холодным и густым от древесного дыма.
— И где только потерялась весна? — спросил он, махнул мне рукой на прощание и растворился в ночной темноте.
Я спешился и пошел к освещенным окнам Олд-Бардж.
Я посещал жилище Барака еще в дни, предшествовавшие его женитьбе на Тамазин, и до сих пор помнил, какая именно из некрашеных дверей с улицы вела к нескольким ветхим квартирам, на которые был разделен старый, полуразвалившийся дом. Поднимаясь в кромешной темноте по немилосердно скрипучим ступеням, я неизменно испытывал ощущение, что все это жалкое сооружение вот-вот обрушится.