Седьмая чаша - Страница 164

164

— Нет.

— Что у них за отношения со старым мавром? — Барак смотрел на меня, не скрывая любопытства.

— Я думаю, желание Гая заботиться о ком-то и передавать свои знания настолько овладело им, что затмило собой все остальное, в том числе и здравый смысл. Но в конечном итоге это уже не имеет значения, ведь теперь он избавлен от этого парня. Надеюсь, Пирс сбежал окончательно и находится далеко от Лондона.

— Если у него есть хоть капля мозгов, он поступил бы именно так. Должен же он понимать, что, если его обвинят в воровстве, не миновать ему пенькового галстука.

Я резко встал из-за стола.

— Я еду в Бедлам. Гай сказал, что он заглянет туда сегодня, чтобы проведать Адама. Попробую снова поговорить с ним, воззвать к его рассудку.

Барак с сомнением покачал головой.

— Вчера он здорово разозлился.

Мне хотелось ответить колкостью, предложив Бараку уделить побольше внимания собственной жене, которая тоже здорово злится, но я прикусил язык и лишь пробурчал:

— Я не могу оставить все как есть.

— Мне поехать с вами?

— Нет, я один.

Барак посмотрел на меня с тревогой. Мне были понятны его опасения. Он думал, что события последних дней могут стать для меня слишком тяжелым испытанием. Да и у него самого вид был измученный. Я положил руку ему на плечо.

— Не волнуйся, у меня все будет в порядке. И извести меня, если появятся какие-нибудь новости из Хартфордшира.

До Бишопсгейта я добрался без происшествий, но когда въезжал во двор Бедлама, услышал странные звуки. Мне показалось, что это заходится в рыданиях насмерть испуганная женщина. На несколько ужасных секунд меня сковал безотчетный страх. Я подумал: а может, убийца снова перехитрил нас и седьмое убийство совершается здесь и сейчас? А потом я увидел женщину, которая и издавала эти ужасающие звуки. Она кричала и колотила в двери больницы, требуя, чтобы ее пустили внутрь. Вокруг уже начали собираться любопытные. Некоторые смеялись и показывали пальцем на несчастную, сочтя ее буйнопомешанной. Меня удивляло, почему никто не открывал дверь. Подъехав поближе, я увидел, что женщина — не кто иная, как смотрительница Эллен.

Спешившись, я торопливо привязал Бытие к коновязи.

Эллен не обращала внимания на зевак. Она билась в дверь всем телом и страшно кричала. Весь ее облик дышал ужасом.

— Впустите меня, мастер Шоумс! Пожалуйста, ну пожалуйста!

Я протолкался через толпу, положил руку на плечо женщины и негромко позвал:

— Эллен!

Женщина не обернулась, а только вся сжалась и перестала кричать.

— Кто это? — прошептала она.

— Это я, мастер Шардлейк. Что тут произошло?

— Во имя всего святого, мастер Шардлейк, велите ему впустить меня внутрь!

Произнеся это, Эллен, продолжая всхлипывать, сползла по двери, словно ей отказали ноги. Я забарабанил в дверь и закричал:

— Шоумс! Открывайте! Что тут у вас творится?

Я услышал, как за дверью кто-то перешептывается. Откуда-то из глубины здания донеслись крики, и мне показалось, что среди них я услышал голос Адама.

Повернулся ключ, дверь открылась, и передо мной предстал Шоумс. Позади него хмурился здоровенный Гибонс. Лицо Шоумса было злым. Как только дверь открылась достаточно широко, Эллен скользнула внутрь и, тяжело дыша, прижалась к стене вестибюля. Из открытой двери гостиной выглядывали головы других пациентов. Старушка Сисси сделала несколько неуверенных шагов вперед, протянула дрожащую руку и пролепетала:

— О Эллен! Бедняжка Эллен!

Я обратил внимание на то, что двери других палат закрыты. Из-за одной из них доносились вопли сумасшедшего, считавшего себя королем. «Его величество» громко призывал своих «подданных» к порядку. Другой больной, свихнувшийся ученый, судя по звукам, несшимся из его узилища, разбегался и изо всех сил гулко бился телом в дверь. А еще я услышал голос Адама. Он громко призывал Господа «спасти и сохранить бедную Эллен».

Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.

— Что вы тут вытворяете с этими людьми? — строгим голосом спросил я.

Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:

— Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.

Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.

— Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире! Она нужна им не больше, чем Эллен — своей родне.

Шоумс повысил голос.

— Вы все еще не поняли, что это за место, мастер Шардлейк? Это помойка, в которую зажиточные люди выбрасывают своих свихнувшихся родственников. Иногда объявляются филантропы, иногда больные выздоравливают или прикидываются выздоровевшими, чтобы выбраться на волю. Но Бедлам все равно остается мусорной ямой, предназначение которой — приносить золото директору Метвису. Бедлам буквально рождает золото, как любая выгребная яма рождает полчища крыс.

— Эллен служит в вашей больнице, даже если когда-то она являлась ее пациенткой. Так какого же дьявола вы с ней так поступаете?

Шоумс расхохотался мне в лицо.

— Это она вам сказала, что когда-то была пациенткой? Она и сейчас пациентка! И всегда ею будет! Я позволил ей выполнять кое-какие обязанности смотрителя, поскольку у нее получается находить общий язык с пациентами, хотя она и проявляет по отношению к ним излишнюю мягкость.

164