Прямо с порога мой незваный гость затараторил:
— Портной, который шьет костюмы для моих театральных постановок, отказался выполнить заказ для нового спектакля, а плотник заявил, что не станет изготавливать декорации и вообще не желает больше иметь со мной никаких дел! Но «Замок стойкости» нам предстоит показывать в палатах лорда-мэра уже в следующий четверг! Они нарушают все наши договоренности! Неужели я ничего не могу сделать? В иных обстоятельствах я обратился бы к мастеру Эллиарду, но поскольку его больше нет…
Я объяснил ему, что он может подать в суд, но до спектакля выиграть дело все равно не успеет. Поэтому остается только одно: понадеяться на силу убеждения. Мрачный, но уже не столь возбужденный мастер Бартоломью, уходя, задержался на пороге, глянул на густую пелену дождя, накинул капюшон и повернулся ко мне.
— Есть какие-нибудь новости в расследовании убийства мастера Эллиарда? До меня дошли слухи, что этим делом занялся сам главный коронер?
— Ничего не могу вам об этом сказать. Просто не знаю.
Мужчина покачал головой.
— И мы, наверное, не узнаем никогда. Так всегда бывает. Если убийцу не поймать по горячим следам, его не поймать никогда.
Он ушел, а я подумал: «Какая паника поднялась бы, прознай народ об этой жуткой серии убийств!»
На следующее утро я спозаранку выехал в Бедлам. Бытие осторожно ступал по раскисшей после дождя дороге, а я чувствовал себя уставшим и разбитым. Ночью я то и дело просыпался от звуков ливня, и теперь это давало о себе знать. Помимо того, меня преследовала картина мертвого Фелдэя, лежащего лицом вниз на своем столе. Если бы убийца не зациклился на моей персоне, этот человек остался бы жив. Но с другой стороны, не будь он столь продажен, он также уцелел бы. Ответа от Харснета я пока не получил и поэтому оставил дома сообщение с указанием, где меня можно найти.
Утром принесли короткую записку от Дороти. Она сообщала, что приходил Гай и, осмотрев Билкнэпа, вынес вердикт: надлежащее лечение и покой поставят больного на ноги, а вот новые промывания желудка и кровопускания наверняка убьют его. Дороти писала:
...«Твой друг доктор считает, что больной должен оставаться в постели еще как минимум несколько дней, пока не окрепнет».
Было, впрочем, понятно, что самой Дороти этого совершенно не хочется.
Вид ворот Бедлама заставил меня вернуться к реальности. Въехав во двор, я увидел знакомые фигуры, выходящие из здания. Это были Минни и Дэниел Кайты. Дэниел своей большой рукой обнимал жену за плечи. Он выглядел задумчивым, женщина — спокойнее, нежели обычно.
Я натянул поводья, и мой конь остановился.
— Доброе утро, — поздоровался я. — Навещали Адама?
— Да, сэр, — ответил Дэниел.
— А я должен встретиться здесь с доктором Малтоном. Он тоже собирался проведать вашего сына.
Лицо Минни озарилось улыбкой.
— Ах, он такой хороший человек! Я уверена, что ему удастся помочь Адаму. По его словам, на это потребуется много времени, но я чувствую, что моему сыну уже сейчас получше.
— Да, — согласно кивнул Дэниел, — он временами даже обращает на нас внимание и прекращает свои бесконечные молитвы, пусть и ненадолго. И начал кушать. Я вот все думаю, сможет ли он когда-нибудь унаследовать мое ремесло?
Мужчина посмотрел на меня молящим взглядом, словно будущее его сына зависело от меня.
— Что ж, возможно, со временем это и случится, — ободряюще ответил я.
— А может, он и не захочет заниматься твоим ремеслом? — запальчиво проговорила Минни. — Я вообще думаю: возможно, наш сын на нас за что-то сердится? Иначе почему он так к нам относится?
Женщина тоже вопросительно смотрела на меня, словно ожидая объяснений.
— Если вы дождетесь доктора Малтона, он постарается ответить на ваши вопросы, — уклончиво сказал я.
Супруги с сомнением посмотрели друг на друга.
— Послушай, Дэниел, — заговорила женщина, — а давай сегодня…
— Нет, милая, — перебил ее муж, видимо заранее зная, о чем собирается просить жена, — мы должны идти в церковь. В эти тяжелые дни мы просто обязаны поддержать нашего викария.
Мужчина перевел взгляд на меня, и по лицу его побежала тень.
— Кстати, как поживает преподобный Мифон? — поинтересовался я.
— Он очень озабочен, сэр. Настали дни гонений. Мы опасаемся, что настоятель соседней церкви, преподобный Ярингтон, арестован. Его давно не видели, и никто из его прихожан не знает, что с ним случилось. Но преподобный Мифон просто в отчаянии! Он говорит, что истинные христиане должны сплотиться и вместе противостоять дьяволу. И он прав!
— Ну что ж, на этом я вас оставлю. Передать доктору Малтону, чтобы он сообщил вам о результатах осмотра Адама?
— О да, сэр! Это было бы очень благородно с вашей стороны!
Они ушли, а я никак не мог понять, как Минни — мать! — могла ставить церковь превыше собственного сына. Если верить ее словам, сын рассердился на них. Значит, тому была причина. Но какая?
Впрочем, гадать было бесполезно. В последнее время все встало с ног на голову. На прошлой неделе арестовали священника. Его вина состояла в том, что во время причащения паствы он проткнул себе палец булавкой, чтобы кровь капнула на облатку. Таким способом он собирался доказать истину таинства превращения хлеба и вина в тело и кровь Христовы.
Я привязал Бытие к специально предназначенной для этого жерди, тянувшейся вдоль длинного, приземистого здания сумасшедшего дома и постучал в дверь. Открыл мне смотритель Шоумс. При виде меня он сначала скривился, а потом с усилием скроил нечто похожее на приветливую гримасу.